150 лет назад, 2 августа 1870 года, две недели спустя после объявления Францией войны Пруссии, начались боевые действия совершенно нового типа — с использованием прусской армией невиданных прежде массированных артиллерийских ударов и концентрации войск. Однако вскоре стало очевидным, что мощную модернизированную армию нельзя снабжать привычным способом — изъятием продуктов у жителей занятых войсками территорий. С той же проблемой, но по другой причине четырьмя десятилетиями ранее столкнулась и русская армия.
«Не более как организованным грабежом»
На протяжении веков на Руси наблюдалось своеобразное отношение к иностранным изобретениям. Их либо безоглядно принимали и превозносили, несмотря ни на какие недостатки, либо с порога отвергали и с огромным трудом соглашались присмотреться к заморским нововведениям. Ярким примером тому служит отношение к появлявшимся за рубежом способам сохранения продуктов.
«В 1815 году,— говорилось в истории Вольного экономического общества, взявшего на себя заботы о разработке и усовершенствовании отечественных методов консервирования,— Министерство Внутренних Дел препроводило на рассмотрение присланное ему из Лондона академиком Гамелем краткое описание новоизобретенного в Англии способа консервы из мяса, молока и других съестных припасов».
Но никаких действий вслед за тем не последовало. И дело было не только и не столько в том, что исконно русские способы квашения и соления овощей, рыбы и мяса считались единственно правильными, а опыты по созданию долго хранимых мясных изделий для армии, производившиеся в Европе со времен Людовика XIV, отечественные знатоки считали провальными и никчемными.
Высшее командование российской армии твердо и вполне обоснованно верило в то, что любые свежие продукты полезней для солдат, чем какая бы то ни было консервированная пища. При этом, правда, отцы-командиры столь же прочно были убеждены в том, что основу питания русского человека должен составлять хлеб, а в случае невозможности его выпечь — сухари. Вот только «сухарная диета» зачастую приводила к кровавым поносам.
Казалось бы, именно сухари издавна считались едва ли не лучшим средством от диареи. Но, как установили военные лекари, продолжительное питание сухарями приводило к повреждениям слизистой оболочки кишечника и желудка, на которую сухари действовали подобно песку. Уже после нескольких дней питания сухарями любые питательные вещества из них уже не усваивались и начинался нередко приводивший к летальному исходу «сухарный понос».
А регулярное отсутствие в войсках свежих продуктов вызывало и другую, не менее опасную болезнь.
«Во все время царствования Императора Николая I,— писал доктор А. М. Пучковский,— в армии не переводилась цинга и уносила немало жизней. С 1 ноября 1825 года по 1 ноября 1826 года в военных госпиталях и полковых лазаретах перебыло 442 035 больных... Количество больных в армии в 1828 году было не менее велико — 449 198...
Два года спустя заболеваемость в войсковых частях нижних чинов достигла прямо-таки колоссальной величины — 759 810 человек, 71 855 из них умерли».
Однако командование продолжало верить, что подобные небоевые потери — естественная убыль, а свежие продукты во время боевых действий войска могут получать испытанным веками способом — изъятием у населения. Профессор кафедры военной администрации Николаевской академии Генерального штаба генерал-майор В. М. Аничков на лекциях по хозяйству войск разъяснял «способы заготовления, присущие военному времени»:
«Главный характер их заключается в том, что, по дороговизне припасов в продаже, они собираются с жителей натурою более или менее насильственно и по более или менее уравнительной раскладке, и притом с выдачею квитанций или с платою или даже по праву войны без всякого вознаграждения. Какие бы старания ни прилагала администрация, все эти способы представляются не более как организованным грабежом».
Проблема заключалась в том, что никакие изъятия не позволяли добыть продукты там, где их нет. А иногда насильственное заготовление необходимого солдатам могло принести армии в целом гораздо больше вреда, чем пользы.
«Польская кампания 1831 года замечательна по затруднениям, с которыми оба главнокомандующие, Дибич (на гравюре) и Паскевич, постоянно принуждены были бороться для продовольствования армии»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«При ощутительном изнурении»
17 ноября 1830 года в Царстве Польском, входившем в состав Российской Империи, началось восстание, участники которого требовали независимости и восстановления Польши в прежних границах. 24 января 1831 года отправленные на подавление антиправительственного выступления войска перешли границу Царства Польского, и вскоре обнаружилось, что кормить солдат нечем. Найденные в нескольких городах запасы продовольствия были невелики, а все попытки собрать съестные припасы с населения давали лишь минимальные результаты.
Положение осложнялось позицией главнокомандующего генерал-фельдмаршала графа И. И. Дибича-Забалканского, который не хотел принудительными изъятиями вызвать еще большее озлобление крестьян и землевладельцев. Сначала он пытался наладить снабжение армии силами местной администрации, чтобы продовольствие у поляков отбирали поляки. Но прежние чиновники или бежали, или отказывались помогать императорским войскам. А вновь назначенные управители, опасаясь мести соотечественников, были, как говорилось в документах, «малодеятельными».
Граф Дибич попытался заставить польских помещиков отдать скрываемые припасы под угрозой суровых кар. Однако при этом 22 марта 1831 года строжайше запретил наказывать тех, кто мог «надлежаще удостоверить», что никаких запасов у него нет.
«Между тем,— писал действительный статский советник В. И. Аратовский,— надлежаще удостовериться о том, имеет ли известный землевладелец запасы продовольствия или не имеет, не всегда было легко. Если запасы были припрятаны как следует, то хозяина нельзя было уличить, и он, на основании распоряжения фельдмаршала, освобождался и от экзекуции, и от самой поставки припасов; скрывать же свои запасы было естественное желание землевладельцев, которым не хотелось отдавать их под квитанции при неуверенности, что по квитанциям будут уплачены деньги.
Поэтому-то главным образом и были безуспешны реквизиции».
От реквизиций, когда владельцы продовольственных запасов должны были выдавать их сами местным властям, войска перешли к фуражировкам — обыскам усадеб для поиска продуктов и корма для лошадей. Однако и эта мера с каждым днем приносила все меньше результатов. А после наступления весенней распутицы и практически полного прекращения подвоза продуктов из приграничных с Царством Польским российских губерний положение с питанием в войсках стало просто отчаянным. Так что командованию пришлось воспользоваться любезным, но крайне разорительным предложением администрации прусской части Польши закупать съестные припасы там.
Основную роль в том, что продовольственные затруднения не слишком значительно отразились на ходе боевых действий, сыграла непревзойденная неприхотливость русских солдат. Но стало очевидным, что прежняя система снабжения войск с помощью изъятий у населения, по сути, изжила себя. 3 мая 1831 года фельдмаршал Дибич писал военному министру генералу от кавалерии графу А. И. Чернышеву:
«С начала настоящей кампании стечение многих обстоятельств побудило прибегнуть для продовольствия войск к сбору продуктов от края, армиею занимаемого, способом реквизиционным, под квитанции… От сего произошли разные неудобства, и в особенности оказалось, что край, при ощутительном изнурении, доставил лишь пособие малозначительное и далеко неудовлетворяющее ожиданиям».
Главнокомандующий описывал значительные непредвиденные расходы и предлагал:
«Остается единственное средство к сокращению издержек, и именно то, чтобы заготовления производить способами, предварительно обдуманными, и системою, а не порывами, крайностью вынуждаемыми».
Граф Дибич не дожил до капитуляции повстанцев. Но его преемник генерал-фельдмаршал граф И. Ф. Паскевич, получивший за взятие Варшавы титул светлейшего князя Варшавского и назначенный наместником Польши, активно взялся за преобразование продовольственного снабжения армии.
«Даже под палящим небом Техаса»
«У нас в России князь Паскевич первым признал полезным иметь в войсках припасы в консервированном виде»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Прежде всего наместник решил создать значительные запасы съестных припасов на случай новых выступлений остававшегося недовольным российским правлением населения Польши, войны или неурожайных лет. В первую очередь пшеницы, ржи и муки из них, необходимых для изготовления хлеба и сухарей, остававшихся основой солдатского рациона. Однако сразу же возникла масса затруднений и проблем.
В малороссийских губерниях зерно стоило в 2–2,5 раза дешевле, чем в Царстве Польском. И казне было выгодней оплачивать перевозку зерна и муки обозами и по водным путям из Черниговской губернии до Варшавы, чем закупать их у польских помещиков. Но в дороге и при длительном хранении хлебопродукты подвергались порче, и светлейший князь Варшавский лично распоряжался проведением экспериментов по разработке методов уменьшения потерь.
Так, в середине 1835 года он приказал собрать сведения о способах подсушивания хлебопродуктов, позволявшие увеличить срок их хранения. А затем после проведения экспериментов следил за состоянием обработанной и хранимой разными способами ржаной муки и зерна. Но все эти опыты дали неоднозначные результаты: после долгого хранения мука не становилась затхлой, но в ней появлялись мучные черви. Вслед за этим в 1840-х годах велись опыты по сбережению муки в специальных бочонках. Но и они, по мнению специалистов, «оказались неудовлетворительными».
В 1844 году фельдмаршал прочел в зарубежной прессе, что французские войска в Алжире возят с собой не муку, а гораздо лучше сохраняющееся зерно и ручные мельницы, на которых его размалывают. По его приказу мобильная мельница была немедленно куплена в Париже и доставлена в Варшаву, где больше двух лет ее пытались приспособить для нужд российской армии, а потом просто с глаз долой отправили в Санкт-Петербург. Похожие по затратам времени и сил, а главное, по конечному результату опыты проводились с полевыми хлебопечками и по созданию способов длительного хранения круп.
При этом светлейший князь Варшавский не забывал и о необходимости снабжения солдат мясным питанием, а потому с энтузиазмом воспринял новость о появлении за границей «мясных сухарей».
«В 1851 году,— писал В. И. Аратовский,— в "С.-Петербургских Ведомостях" было помещено объявление, что из Америки присланы на лондонскую выставку замечательные образчики сухарей из концентрированной говядины. В объявлении объяснялся и способ приготовления сухарей; кроме того, было сказано, что сухари эти сохраняются очень хорошо в течение целого года, даже под палящим небом Техаса, где довольствуются ими американские войска, охраняющие границу от нападений индейцев.
И что один фунт сухарей равняется по крайней мере пяти фунтам лучшей говядины.
Прочитав это объявление, фельдмаршал приказал генерал-интенданту поручить одному из состоявших при нем чиновников для особых поручений приготовить небольшое количество сухарей по указанному в объявлении способу, и притом не только с пшеничною, но и с ржаною мукою».
Опыт оказался удачным. Варившаяся 16 часов говядина после добавления муки и высушивания хорошо хранилась. А сваренные на этих «сухарях» щи пришлись по вкусу солдатам. Однако фельдмаршал желал удостовериться, что новый продукт может долго лежать в хранилищах или в солдатских ранцах, и приказал передать несколько фунтов консервированного этим способом мяса на провиантский склад.
«Сухари эти,— писал Аратовский,— пролежали до марта 1854 года, т. е. два года и девять месяцев. В течение этого времени они не подверглись никакой порче, и приготовленная из них пища оказалась столь же вкусна и питательна, как в 1851 году; но вес сухарей, вследствие усушки, уменьшился на одну третью часть».
«Мясные сухари» вполне могли облегчить по-прежнему непростую ситуацию с питанием солдат в ходе начавшейся в 1853 году Крымской войны, и наместник Польши приказал изготовить для пробы в войсках крохотную партию — всего два пуда.
«Были ли эти сухари столь же вкусны и питательны, как первого приготовления, и что затем с ними сделано,— сетовал Аратовский,— к сожалению, ни в делах главнокомандующего армией, ни в делах интендантства никаких сведений не осталось».
Ничего странного в этом не было. Генералитет и интенданты продолжали считать, что русский солдат вполне может обойтись обычными сухарями. И даже появившиеся к тому времени в некоторых зарубежных армиях полевые кухни считались ненужной и разорительной роскошью.
Однако отношение к консервированным продуктам как по мановению волшебной палочки изменилось после Франко-прусской войны.
«Вовсе нет в частной продаже»
В части снабжения войск Франко-прусская война начиналась вполне обычно. Командование армий Пруссии и союзных германских монархий считало, что сможет снабжать войска всеми необходимыми продуктами за счет изъятий по праву войны у французского населения. И именно так на первых порах и происходило. Но армия, численность которой только в начале войны превышала 400 тыс. солдат и офицеров, очень быстро съела этот «подножный корм».
«Опыт показал, что Пруссия многим обязана в нынешней войне пушкам Круппа»
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
Интенданты скоро выяснили, что французы припрятали запасы, но готовы расстаться с ними за наличные. И тогда германское командование прибегло к ответному трюку. Города и деревни на оккупированной территории обложили контрибуцией, принудительно изымая деньги и ценности у одних французских подданных, чтобы закупать продовольствие у других. Однако и этот прием работал недолго.
Когда продуктов в оккупированной части Франции действительно не осталось и население начало голодать, была предпринята попытка доставлять питание для армии из Германии. Благо сеть железных дорог позволяла доставлять необходимое до французской границы без особых проблем. В первую очередь решили организовать поставку испеченного хлеба. Но как ни старались интенданты, пройдя весь путь от пекарен до передовых частей, хлеб черствел и покрывался плесенью.
Справиться с проблемой питания германских войск помогла примечательная особенность прусской армии. Тот, кто желал быть в ней интендантом, должен был внести очень значительный залог, из которого делались серьезные вычеты за любые просчеты в обеспечении войск. Так что у руководителей снабжения армии, не желавших из собственного кармана оплачивать питание солдат, обязательно должен был быть запасной план действий. В 1870 году он назывался «гороховая колбаса».
Накануне войны главный повар прусского короля Вильгельма I разработал рецепт, который позднее назвали бы концентратом. Молотый горох варили с салом и специями, а потом, придав форму, высушивали. Перед употреблением небольшой кусок бросали в кипящую воду, и через пять минут был готов очень густой суп. Главный повар получил привилегию (патент) на изготовление гороховой колбасы. А германское правительство выкупило его права за огромные по тому времени деньги — 8 тыс. талеров.
Начальник штаба Вильгельма I Хельмут Карл фон Мольтке, по сути командовавший всеми германскими войсками и получивший за победу над Францией титул графа и фельдмаршальский жезл, вспоминал:
«Консервы, приготовленные из гороховой муки, жира и сала, оказались настолько полезными, что интендант армии Энгельгардт сейчас же после мобилизации устроил в Берлине большую фабрику для производства именно этого вида консервов. Фабрика начала свою деятельность 8-го августа и через несколько дней поставила первые 100 000 штук столь известной впоследствии гороховой колбасы.
Это вспомогательное средство встретило столь общее одобрение, что фабрика продолжительное время снабжала им всю армию».
Гороховая колбаса помогла немцам выиграть время и наладить поставки продовольствия из Голландии и ганзейских городов. А также организовать работу армейских пекарен. Но и после этого ее производство продолжало расти. Поэтому обостренный интерес к этому продукту испытывали представители всех ведущих мировых держав. К примеру, российский публицист В. В. Андреев еще до окончания Франко-прусской войны начал в Берлине исследовать качества и процесс изготовления гороховой колбасы.
«Я,— писал Андреев,— навел прежде всего справки, где ее можно достать, во всех ли берлинских колбасных она продается. Сначала мне сказали, что ее даже вовсе нет в частной продаже и что берлинские граждане лишь изредка могут добыть кусок ее. Оказалось, однако, что хотя гороховая колбаса продается лишь в немногих местах, но достать ее вовсе не трудно. У Шварца, на Лейпцигской улице, я наконец купил за 8 зильбергрошей (32 коп.) белую, как камень твердую колбасу, в четверть с небольшим длиною и весом фунта в полтора…
Я принес домой свою покупку, и хотя колбаса казалась суха и тверда, как камень, она разломилась без труда. В разломе — бледно-гороховый цвет, кусочки свиного сала и следы ветчины тут и там, запах свиного жира, впрочем, не сильный. Мякоть колбасы внутри оказалась не так суха, как снаружи».
Вкус сваренного из нее супа оказался вполне приличным, хотя многие германские солдаты жаловались, что он надоедает. А его сальный привкус не нравился немецким аристократкам, решившим попробовать это блюдо в патриотическом порыве. Но, как справедливо отмечал Андреев, одно дело есть этот суп в теплом берлинском доме и совсем другое — зимой в поле под Парижем. Русского человека удивило другое свойство этого блюда. Суп можно было есть без хлеба, а следовательно, можно было хотя бы ненадолго обойтись во время боев без его выпечки.
Оценил Андреев и другие ценные свойства гороховой колбасы:
«Компактная жирная и соленая масса, со всех сторон защищенная от влияния воздуха прочною кишечною кожею, конечно, должна сохраняться хорошо… В течение летнего похода колбаса нисколько не портилась, и военные здесь убеждены, что она не испортится, если пролежит даже год. У меня початая, следовательно, открытая действию воздуха колбаса пролежала в комнате недели две без малейшего изменения».
Оставалось только выяснить все секреты ее производства, и русскому исследователю удалось попасть на строго охраняемый прусской армией завод на окраине Берлина. Точный рецепт гороховой колбасы Андреев так и не добыл, зато увидел все этапы ее производства и главную особенность технологического процесса: все ингредиенты всыпались в кипящий жир, который постоянно перемешивался.
К тому времени работало уже три таких завода, а кроме того, на них выпускали мясные консервы для раненых и офицеров. А один берлинский завод уже поставил в армию без малого 5 млн кг продукции, которую уже начали называть «едой победы».
Очень скоро в Санкт-Петербурге от прежнего отрицания пользы консервов для армии резко перешли на противоположную точку зрения и решили, что нужно незамедлительно начать выпуск гороховой колбасы и иных видов консервированных овощей и мяса.
«Вызвал подражание в нашем Военном Министерстве»
Однако распорядиться о начале производства оказалось куда легче, чем получить реальный результат. Производство гороховой колбасы, несмотря на его кажущуюся простоту, наладить не удавалось. Военное министерство во всеподданнейших отчетах императору Александру II жаловалось, что изготовленный отечественными поставщиками продукт не выдерживает никакой критики, а потому приходится закупать гороховую колбасу в Германии.
Совсем по-другому выглядела ситуация с производством консервов. Там развернулась ожесточенная борьба между потенциальными получателями огромных заказов для армии с использованием знакомств и прессы в качестве оружия. Каждая из компаний, желавших получить грандиозный подряд, не жалела черной краски, описывая в статьях недостатки продукции конкурентов. И в 1876 году победу одержало «Общество народного продовольствия». А во «Всеподданнейшем отчете Государственного контролера за 1880 год» подводились итоги этой эпопеи:
«Министерство поспешило в том же году заказать разным заводчикам еще 3 700 000 порций консервов»
Фото: AFP
«Пример Германии, которая во время войны 1870 г. с замечательным успехом продовольствовала свои войска консервами, вызвал подражание в нашем Военном Министерстве. Заказав первоначально 500 000 порций консервов по рецепту Данилевского и Китарры и подвергнув их предварительному испытанию в нескольких воинских частях, Военное Министерство признало их вполне удовлетворительными и в октябре 1876 г. заключило с Обществом народного продовольствия десятилетний договор на поставку запаса консервов в 10 000 000 порций, по цене от 5 1/8 до 6 коп. за порцию. А так как в то время Россия была накануне войны с Турцией, то Министерство поспешило в том же году заказать разным заводчикам еще 3 700 000 порций консервов по цене 9–21 коп. и до 2 000 000 фунт. сухого мяса по цене 80 коп.–1 руб. 50 коп. Но весьма скоро после того, как началось снабжение войск этими консервами, в Военное Министерство стали поступать от киевского, одесского и румынского интендантов и от начальников отдельных частей войск заявления о совершенной непригодности означенных питательных продуктов».
После этого, как указывалось в отчете, была проведена дополнительная проверка поставляемых армии консервов:
«Комиссия, учрежденная при С.-Петербургском Военно-Окружном Штабе для исследования свойств консервов, убедилась в их малопитательности…
При этом обращено было внимание и на дурной вкус консервов, внушавший солдату неодолимое отвращение».
О поиске выхода из создавшегося положения в отчете говорилось:
«Военному Министерству предстояло склонить тем или другим путем подрядчиков к расторжению договора, столь неосторожно заключенного на такой продолжительный срок. Опираясь на свое право, Общество народного продовольствия потребовало весьма значительного вознаграждения и только после долгих переговоров и убеждений согласилось удовлетвориться уплатою 570 000 руб. в течение 4 лет. Как ни чувствительна для казны уплата этой, можно сказать, даром брошенной суммы, но все-таки для нее было выгоднее решиться на такой исход дела, чем в течение остальных шести лет действия договора приобрести на 2,5 миллионов руб. предметов, ни на что не годных».
Потом были долгие годы работы над рецептурой мясных консервов, и знакомая всем тушенка появилась на армейских и флотских складах лишь в начале XX века. Но кто знает, насколько быстрее ушла бы в прошлое солдатская «сухарная диета», если бы российское Военное министерство заимствовало бы в Германии не общую идею о возможности кормления армии консервами, а конкретный способ экономического контроля за деятельностью интендантов.
Евгений Жирнов
Комментарии (3)